Герб

Администрация муниципального образования городского поселения
«Бабушкинское»
Кабанского района
Республики Бурятия

Чехов на Байкале

Чехов на Байкале
Антон Павлович Чехов – русский писатель, прозаик, драматург, публицист, врач, общественный деятель в сфере благотворительности, классик мировой литературы в 1890 году предпринял самое важное в своей жизни – поездку на остров Сахалин для изучения каторги. Европейскую часть России и Урал (до Тюмени) Чехов преодолел на поездах и пароходе.

Даже во второй половине XIX века путешествие по Сибири представляло собой путешествие не менее долгое и опасное, чем сейчас по отдаленным уголкам мира. До строительства Транссибирской магистрали путь от Москвы до Сахалина мог занимать больше двух месяцев! Именно этим путем в 1890-м году отправился Антон Павлович Чехов.
Транссибирской магистрали в то время ещё не было, поэтому от Тюмени началось «конно-лошадиное странствие» по «убийственным» сибирским дорогам через города Томск, Красноярск, Иркутск, Верхнеудинск, Читу. Оно закончилось в казачьей станице Сретенске, откуда началось плавание на пароходах по Шилке, Амуру и до Сахалина. Назад писатель возвращался морем через Владивосток, Гонконг, Цейлон и до Одессы. Из Одессы до Москвы – поездом.

Согласно договорённости с А.С. Сувориным – издателем петербургской газеты «Новое время», Чехов должен был во время путешествия отправлять очерки о дорожных впечатлениях. Всего таких очерков было отправлено и напечатано в газете девять, с географией от Тюмени до Красноярска. Обещанных А.С. Суворину «листков о Байкале, Забайкалье и Амуре» Чехов, к сожалению, не написал.

На последнем, 9-м, очерке о Сибири стоит авторская дата «20-го июня». А 21 июня Чехов пишет Суворину: «Сим извещаю Вас, что пароход «Ермак» дрожит, как в лихорадке и что поэтому нет никакой возможности писать. Благодаря такой чепухе все мои надежды, которые я возлагал на пароходное путешествие, рухнули». А мы с вами, «благодаря такой чепухе», лишились чеховских очерков о Байкале и Забайкалье. Но впечатления писателя об этих местах нашли отражение в письмах, посланных с дороги разным адресатам. Перечитывая их, надо иметь в виду следующее: Чехов ехал изучать не озеро Байкал, а каторгу на Сахалине. Поэтому не следует ожидать от Чехова каких-либо открытий на Байкале. Здесь он был только проездом.
Как продолжилось путешествие видно из письма к Чеховым, написанного 20 июня на борту парохода «Ермак»: «Здравствуйте, милые домочадцы! Наконец-таки я могу снять тяжёлые, грязные сапоги, потёртые штаны и лоснящуюся от пыли и пота синюю рубаху, могу умыться и одеться по-человечески. Я уж не в тарантасе сижу, а в каюте I класса амурского парохода «Ермак». Перемена такая произошла десятью днями раньше и вот по какой причине. Я писал Вам из Лиственичной, что к байкальскому пароходу я опоздал, что придётся ехать через Байкал не во вторник, а в пятницу и что успею я поэтому к амурскому пароходу только 30 июня. Но судьба капризна и часто устраивает фокусы, каких не ждёшь. В четверг утром я пошёл прогуляться по берегу Байкала; вижу — у одного из двух пароходишек дымится труба. Спрашиваю, куда идёт пароход? Говорят, «за море», в Клюево; какой-то купец нанял, чтобы перевезти на тот берег свой обоз. Нам нужно тоже «за море» и на станцию Боярскую. Спрашиваю: сколько вёрст от Клюева до Боярской? Отвечают: 27. Бегу к спутникам (попутчиками были: поручики И. фон Шмидт и Г. Меллер, неустановленный военный врач, а также ученик Иркутского технического училища И.А. Никитин. – Авт.) и прошу их рискнуть поехать в Клюево. Говорю «рискнуть», потому что, поехав в Клюево, где нет ничего, кроме пристани и избушки сторожа, мы рисковали не найти лошадей, засидеться в Клюеве и опоздать к пятницкому пароходу, что для нас было бы хуже Игоревой смерти, так как пришлось бы ждать вторника. Спутники согласились. Забрали мы свои пожитки, весёлыми ногами зашагали к пароходу и тотчас же в буфет: ради создателя супу! Буфетик препоганенький, выстроенный по системе тесных ватер-клозетов, но повар Григорий Иванович, бывший воронежский дворовый, оказался на высоте своего призвания. Он накормил нас превосходно. Погода была тихая, солнечная. Вода на Байкале бирюзовая, прозрачнее, чем в Чёрном море. Говорят, что на глубоких местах дно за версту видно; да и сам я видел такие глубины со скалами и горами, утонувшими в бирюзе, что мороз драл по коже.

Прогулка по Байкалу вышла чудная, во веки веков не забуду. Только вот что было нехорошо: ехали мы в III классе, а вся палуба была занята обозными лошадями, которые неистовствовали, как бешеные. Эти лошади придавали поездке моей особый колорит: казалось, что я еду на разбойничьем пароходе. В Клюеве сторож взялся довезти наш багаж до станции; он ехал, а мы шли позади телеги пешком по живописнейшему берегу. Скотина Левитан, что не поехал со мной (Левитан отказался от поездки, сославшись на нездоровье).

Дорога лесная: направо лес, идущий на гору, налево лес, спускающийся вниз к Байкалу. Какие овраги, какие скалы! Тон у Байкала нежный, тёплый. Было, кстати сказать, очень тепло. Пройдя 8 вёрст, дошли мы до Мысканской станции, где кяхтинский чиновник, проезжий, угостил нас превосходным чаем и где нам дали лошадей до Боярской.
Итак, вместо пятницы мы уехали в четверг; мало того, мы на целые сутки вперёд ушли от почты, которая забирает обыкновенно на станциях всех лошадей. Стали мы гнать в хвост и гриву, питая слабую надежду, что к 20 попадём в Сретенск.
О том, как я ехал по берегу Селенги и потом через Забайкалье, расскажу при свидании, а теперь скажу только, что Селенга – сплошная красота, а в Забайкалье я находил всё, что хотел: и Кавказ, и долину Псла, и Звенигородский уезд, и Дон. Днём скачешь по Кавказу, ночью по Донской степи, а утром очнёшься от дремоты, глядь, уж Полтавская губерния – и так всю тысячу вёрст.
Верхнеудинск миленький городок, Чита плохой, вроде Сум. О сне и об обедах, конечно, некогда было и думать. Скачешь, меняешь на станциях лошадей и думаешь только о том, что на следующей станции могут не дать лошадей и задержать на 5-6 часов. Делали в сутки 200 вёрст — больше летом нельзя сделать. Обалдели. Жарища к тому же страшенная, а ночью холод, так что нужно было мне сверх суконного пальто надевать кожаное; одну ночь ехал даже в полушубке. Ну-с, ехали, ехали и сегодня утром прибыли в Сретенск, ровно за час до отхода парохода, заплативши ямщикам на двух последних станциях по рублю на чай».
Судя по всему, 20 июня стало для Чехова днём писем. В этот день, кроме послания «домочадцам», написаны письма писателю-юмористу И.А. Лейкину и поэту А.Н. Плещееву. Своему коллеге по литературному цеху Чехов в частности пишет: «Из Иркутска я послал Вам письмо. Получили ли? С того времени прошло больше недели, в продолжение которой я переплыл Байкал и проехал Забайкалье. Байкал удивителен, и недаром сибиряки величают его не озером, а морем. Вода прозрачна необыкновенно, так что видно сквозь неё, как сквозь воздух; цвет у неё нежно-бирюзовый, приятный для глаза. Берега гористые, покрытые лесами; кругом дичь непроглядная, беспросветная. Изобилие медведей, соболей, диких коз и всякой дикой всячины, которая занимается тем, что живёт в тайге и закусывает друг другом. Прожил я на берегу Байкала двое суток.
Когда плыл, было тихо и жарко. Забайкалье великолепно. Это смесь Швейцарии, Дона и Финляндии».
И Плещееву: «Нахожусь под впечатлением Забайкалья, которое я проехал: превосходный край. Вообще говоря, от Байкала начинается сибирская поэзия, до Байкала же была проза».
Итогом поездки на Сахалин была написанная А. П. Чеховым книга «Остров Сахалин», выпущенная отдельным изданием в 1895 году.

view-source:https://newbur.ru/n/42419/